Мы, русские, обладаем историей, столь густо насыщенной воинскими успехами, что можем позволить себе роскошь многие из них подзабыть. Более того, в русской культуре парадоксальным образом осмыслению поражений уделялось не меньше, если не больше внимания, чем прославлению побед. Самое известное произведение древнерусской литературы посвящено неудачному походу против степняков. В мое пионерское детство у каждого из моих одноклассников были на полках толстые книги об Артуре, Цусиме, о севастопольской страде. В принципе, это правильно: из поражения можно извлечь куда больше полезных уроков, чем из победы. Трижды прав был Ницше, писавший, что победа делает победителя глупым. Поражение же мотивирует и стимулирует. Без нарвской "конфузии" не было бы у Петра полтавской "виктории".
Но все же, не забывая о тяжелых уроках поражений, нельзя полностью предавать забвению и преславные виктории. Поэтому накануне поездки в Рим в апреле 2015 года я освежил в памяти события, произошедшие на исходе галантного восемнадцатого века, когда русские войска заняли Вечный Город.
Бродя по его уютным улочкам и освященных древностью руинам, я пытался мысленно припомнить, какие столицы и по скольку раз занимали русские войска. Список получался настолько внушительный, что я сбивался со счета. Если же к действующим столицам добавить столицы тех государств, которые уже прекратили свое существование, то триумфальный лист следовало бы еще как минимум утроить. Только в ходе компании 1799 года, в рамках войны Второй коалиции, Суворов овладел Миланом и Турином, а десант Ушакова принял капитуляцию Неаполя – каждый из этих городов был официальным либо фактическим центром самостоятельных феодальных держав (два королевства и одно герцогство).
На фоне других оглушительных побед Суворова и Ушакова занятие Рима отрядом полковника Скипора и лейтенанта Балабина как-то даже затерялось. Между тем событие было явно экстраординарным: русские морпехи и матросы входят в Рим – такого не бывало ни до, ни после. Все-таки Рим – не какой-нибудь там Берлин, который мы брали два раза, и не Варшава, взятая не раз и не два.
За триста двадцать восемь лет до этого события римская курия вместе с веницианскими властями организовала женитьбу московского князя Ивана III и Зои Палеолог, надеясь тем самым склонить северного варвара к церковной унии и к политическому союзу против османской империи. И вот каков поворот судьбы: папский престол в Риме пал, понтифик в изгнании, в Риме хозяйничают экспортеры демократии (тогда это были французы), а северные варвары, в союзе с османами, идут спасать Вечный Город.
Правда, османы к тому времени уже устали воевать и отправлялись восвояси. А спасать Рим нужно было не столько от французов – они к тому времени уже намародерствовались вволю и стащили все, что могли унести – сколько от неаполитанского роялистского ополчения кардинала Руффо. О том, что это была за публика, говорит тот факт, что англичане, принявшие активное участие во всех этих событиях, стали с тех пор вообще всякого разбойника, хулигана, негодяя называть ruffian (если это и легенда, то все же не случайно возникшая).
Всемирно-историческая роль русских войск в той войне, как и во всех последующих антифранцузских коалициях, не поддается оценке в терминах «прогрессивная» или «реакционная». Безусловно, Франция была на ту пору более передовой державой, нежели та же Австрия или, тем более, Неаполитанское королевство, которое русские с англичанами буквально вытащили с того света, обеспечив этому недоразумению еще десятилетия трижды никому не нужной жизни. С другой стороны – пик Великой революции был уже позади, а война с иноземными интервентами, начатая революционной Францией, из справедливой постепенно превращалась в захватническую.
Щедро штампуемые французами дочерние республики, вроде той, что была организованна в Риме, как-то слишком походили на марионеточные невсамделишные образования. Революциионный этиузиазм угнетенных масс в Италии подозрительным образом возникал там, куда вступала нога французского солдата и молниеносно иссякал. Лишь немногочисленная прослойка хилой и немощной итальянской буржуазии искренне разделяло идеи республиканства и прав человека, подавляющая же часть народа оставалась вначале равнодушной, а затем и откровенно враждебной. Не то чтобы низы любили низвергнутых пап, герцогов и королей, однако господство чужеземцев мало кого радует, и никакие торжественные посадки Дерева Свободы и прочие революционно-карнавальные действия не могли ничего изменить.
Диалектика истории совершала свой очередной умонепостигаемый кульбит. За свободу народов теперь выступали европейские монархи. Революционная же Франция превращалась в поработительницу.
Новые «освободители» зачастую выглядили куда хуже старых. Реставрация королевской власти в Неаполе совпрождалась массовыми убийствами и грабежами. Ушакову приходилось вмешиваться, чтобы остановить череду беззаконий, ознаменовавших торжество законности и порядка. Особенно усердствовали бойцы из отряда кардинала Руффо, слабоватые в бою, но неукратимые в избиении безоружных. Отправляя этих своих соколов в поход на Рим, Руффо не без оснований опасался, во-первых, что французский гарнизон, хоть и малый числом, их побьет, во-вторых – что в случае занятия города они натворят там такое, что и вспоминать стыдно будет. Потому участие в предприятии русского контингента было необходимо.
Другим важным аргументом в пользу русского подкрепления послужило то обстоятельство, что посланный на Рим австрийский корпус был разбит и отброшен французами. Командовал французским отрядом генерал Гарнье, незадолго до того нанесший поражение неаполитанскому отряду, неосмотрительно приблизившемуся к Риму. Стало ясно, что несмотря на малочисленность французов (в Риме их было тогда 2500 человек), рассчитывать на легкую победу не приходится.
И вдруг в один момент все поменялось. Едва получив известие о выступлении из Неаполя к Риму русского отряда (всего-то 800 человек), генерал Гарнье выразил готовность к капитуляции. Условия капитуляции поспешили продиктовать англичане и неаполитанцы, причем эти условия очень не понравились Ушакову – французам обеспечивался свободный отход, что могло неблагоприятно сказаться на боевых действиях в Северной Италии.
Когда Ушаков в раздражении велел было Скипору и Балабину возвращаться, кардинал Руффо в панике бросился писать умоляющее письмо, в котором указывал, что французы, хоть и согласились очистить Рим, могут теперь и передумать; к тому же без русских войск «невозможно будет спасти Рим от грабежа и установить в нем добрый порядок» («добрый анштальт завести», как выразился бы Петр Великий).
Русские продолжили наступление. 30 сентября (11 октября) 1799 года отряд Скипора и Балабина торжественно вступил в Вечный Город. В столицу столиц. В Первый Рим.
Вот как доносил об этом Ушакову лейтенант Балабин: «Вчерашнего числа с малым нашим корпусом вошли мы в город Рим. Восторг, с каким нас встретили жители, делает величайшую честь и славу россиянам. От самых ворот св. Иоанна до солдатских квартир обе стороны улиц были усеяны обывателями обоего пола. Даже с трудом могли проходить наши войска. «Виват Павло примо! Виват московито!» - было провозглашаемо повсюду с рукоплесканиями. «Вот,- говорили жители,- вот те, кои бьют французов и коих они боятся! Вот наши избавители! Не даром французы спешили отсюда удалиться!» Вообразите себе, ваше высокопревосходительство, какое мнение имеет о нас большая и самая важная часть римлян, и сколь много радости произвела в них столь малая наша команда! Я приметил, что на лицах было написано искреннее удовольствие»
Виват, московито... Многие за последние пару тысяч лет вступали в Рим, но далеко не всех приветствовали так, так вежливых русских людей, способных одним своим появлением обращать неприятеля в бегство.
Балабину вторит полковник Скипор: «Был я встречаем премножеством собравшегося народа под стенами римскими и, вступая в город с музыкою неаполитанскою, во всех улицах восклицали: вива императоре Павло примо, вива Московитии!»
Может быть, занятие, или, вернее, освобождение русскими Рима не получило широкого резонанса в отечественной культуре и в исторической памяти потому, что не сопровождалось ни грандиозными сражениями, ни драматическими поворотами сюжета. Все было на редкость просто: пришли, увидели, победили.
Это не так драматично внешне, как взятие с боем, но едва ли не наиболее желательно как с военно-политической, так и с человеколюбивой точки зрения. Понятно, впрочем, что ужас врага перед одним твоим появлением не с пустого места берется.
В истории России немного побед столь величественных и столь бескровных, как взятие Рима (история не любит поминать недавние события). Тем приятнее иногда по случаю вспомнить о бравых морпехах ушаковской эскадры, вступающих в Рим, подобно древним легионерам-триумфаторам, под восторженные крики горожан.
Но здесь рожден!
Идите себе на полночь,
Мы вас не ждем!
Алькор "Тулуза"
А вообще снова
А прелестный нюанс в виде немногочисленных грамматических помарок лучше всякого антиплагиата говорит об аутентичности текста.
Так изящно о грамматических ошибках мне никто не говорил, просто браво Постараюсь исправить