Рыть БисерА

23.07.2017

Из древнерусской психиатрии. Битвы с бесами

Если людей с психическими заболеваниями с избытком хватает и в наши дни, то  в прежние времена их было, по крайней мере, не меньше (а есть основания полагать, что и больше). Психическая патология оказала немалое влияние на человеческую историю, цивилизацию, культуру. Без учета ее влияния трудно, а порою просто невозможно понять многие значимые исторические события.



Давно и широко известны такие явления, как «психические эпидемии» Средневековья (например, пляска святого Витта), «охота на ведьм», экзорцизм. Немало любопытного для психиатра материала содержится в жизнеописания святых подвижников – в житиях, патериках, аскетических получениях и наставлениях. Разного рода видения, откровения, голоса, общение с Богом, Богородицей, ангелами, бесами и прочими персонажами – даже на самый поверхностный взгляд, тут хватит материала на десяток учебников психиатрии.

Впрочем, большинство подобного рода описаний крайне недостоверно, отрывочно и слишком схематизировано, чтобы служить надежной основой для историко-психопатологического исследования. Даже если они не являются плодом чей-то неумеренной фантазии или воспроизведением жанрового клише, то речь может идти, самое большее, о галлюцинациях. А галлюцинации – феномен неспецифический и даже не всегда патологический: одна из разновидностей галлюцинации – сновидения – имеют место у всех людей и даже у животных.

Тем не менее, в житийной литературе можно встретить и добротные подробные описания, не оставляющие никаких сомнений в своей достоверности. При этом, действуя с подобающей осторожностью и памятуя о сугубо гипотетической природе своих предположений, можно попытаться установить, о каком психопатологическом синдроме идет в данном описании речь.

Главный источник по древней русской истории – «Повесть временных лет» -  составлялась в Киево-Печерском монастыре. Неудивительно, что в «Повесть…»  вошли истории о постройке монастыря, его наиболее знаменитых игуменах и подвижниках. Причем большую часть героев своих рассказов летописец видел воочию – то есть тут уже не пересказанные через десятые руки легенды, а свидетельства очевидцев. Для нас сейчас интересен рассказ о черноризце Исаакии, (помещен в Ипатьевской летописи под 1074 годом) ставшем жертвой изуверского коварства инфернальных сил.

Как сообщает «Повесть…», Исаакий был, «когда еще жил в миру, богат, ибо был купец, родом торопчанин, и задумал он стать монахом, и раздал имущество свое нуждающимся и монастырям, и пошел к великому Антонию в пещеру, моля, чтобы постриг его в монахи, И принял его Антоний, и возложил на него одеяние чернеческое, и дал имя ему Исакий, а было ему имя Чернь». (Вот так тогда было: князьям – кошерные имена Владимир да Ярослав, а простолюдину - Чернь).
 
То ли Чернь-Исакий чрезмерно нагрешил бытность свою купцом (известно ведь, не обманешь – не продашь), то ли тяга к аскетике оказалась слишком сильна, но только он сразу взялся за самые суровые отшельнические правила:

«Этот Исакий повел строгую жизнь: облекся во власяницу, велел купить себе козла, ободрал его мех и надел на власяницу, и обсохла на нем кожа сырая. И затворился в пещере, в одном из проходов, в малой кельице, в четыре локтя, и там молил Бога со слезами. Была же пищей его просфора одна, и та через день, и воды в меру пил. Приносил же ему пищу великий Антоний и подавал ее через оконце - такое, что только руку просунуть, и так принимал пищу».

Это было очень жестко даже по меркам Печерского монастыря, по праву считавшегося одним из самых суровых: основатели монастыря, Феодосий и Антоний, во многом заимствовали устав известного своей строгостью Афонского монастыря.

Длилось все это самоистязание немалое время:

И так подвизался он лет семь, не выходя на свет, никогда не ложась на бок, но, сидя, спал немного.

Голодание, лишение сна, изоляция, беспрерывные медитативные молитвы (скорее всего, он, как и афонцы, практиковал «умную Иисусову молитву», в основе которой лежит медитативная техника) – все это имело закономерный итог:

«И однажды по обычаю с наступлением вечера, стал класть поклоны и петь псалмы по полуночи; когда же уставал, сидел на своем сиденье. Однажды, когда он так сидел по обыкновению и погасил свечу, внезапно свет воссиял в пещере, как от солнца, точно глаза вынимая у человека. И подошли к нему двое юношей прекрасных, и блистали лица их, как солнце, и сказали ему: "Исакий, мы - ангелы, а там идет к тебе Христос, пади и поклонись ему»





Исакий добился своего – впал в помраченное состояние сознания с комплексными оптическими и акустическими галлюцинациями. Впрочем, с религиозной точки зрения, беда была не в этом, а том, что Исакий оказался недостаточно теоретически подготовленным к подобного рода видениям. Между тем восточно-христианская литература всегда указывала на опасность «прельщения» со стороны злых сил – «не всяким духам верьте, но испытывайте, от Бога ли они». Исакий то ли не знал, то ли забыл об опасности, и последствия не заставили себя долго ждать:

«Он же, не поняв бесовского наваждения и забыв перекреститься, встал и поклонился, точно Христу, бесовскому действу. Бесы же закричали: "Наш ты, Исакий, уже!»

Место Христа в психотических переживаниях занял бес. Можно только представить себе ужас, овладевший несчастным монахом. А дальше началось самое интересное.

«И, введя его в кельицу, посадили и стали сами садиться вокруг него, и была полна келья его и весь проход пещерный. И сказал один из бесов, называемый Христом: "Возьмите сопели, бубны и гусли и играйте, пусть нам Исакий спляшет". И грянули бесы в сопели, и в гусли, и в бубны, и стали им забавляться. И, утомив его, оставили его еле живого и ушли, так надругавшись над ним».




Исакий, оставаясь в помраченном состоянии (в каком именно – попробуем разобраться позже), начинает неистово плясать, или, как сказал бы психопатолог – впадает в состояние тяжелого психомотрного возбуждения. Танцы ночь напролет, надо полагать, были достаточно интенсивны, поскольку завершились полным физическим и моральным истощением.

«На другой день, когда рассвело и подошло время вкушения хлеба, подошел Антоний, как обычно, к оконцу и сказал: "Господи, благослови, отче Исакий". И не было ответа; и сказал Антоний: "Вот, он уже преставился". И послал в монастырь за Феодосием и за братией. И, прокопав там, где был засыпан вход, вошли и взяли его, думая, что он мертв; вынесли и положили его перед пещерою. И увидели, что он жив. И сказал игумен Феодосий, что "случилось это от бесовского действа". И положили его на постель, и стал прислуживать ему Антоний».

Феодосий, как более опытный в аскезе, быстро установил, что имеет дело с тем, что на его жаргоне называлось «прельщением». К чести печерских иноков, они не стали проводить никаких сеансов экзорцизма, а оказали Исакию посильную медицинскую помощь – обеспечили постельный режим и уход.

«В то время случилось прийти князю Изяславу из Польши, и начал гневаться Изяслав на Антония из-за Всеслава. И Святослав, прислав, ночью отправил Антония в Чернигов».

Этот абзац дает хронологическую привязку к рассказу: князь Изяслав, старший сын Ярослава Мудрого, был изгнан из Киева в ходе восстания 1068 года, которое привело к власти Всеслава Полоцкого. Всеслав, возможно, страдал другим психическим недугом, в наши дни почти не встречающимся (ликантропией), но об этом стоит поговорить как-нибудь отдельно. В 1069 году Изяслав с помощью ляхов вернул себе киевский трон и люто расправился с наиболее активными участниками своего изгнания (одних только смертных казней было проведено 70 штук). Антоний, имеющий основания опасаться последствий реставрации, бежал к среднему Ярославичу – Святославу Черниговскому. Туда же вскоре перебрался Феодосий вместе с лежачим Исакием.

«Феодосий же, узнав, что Антоний отправился в Чернигов, пошел с братией, и взял Исакия, и принес его к себе в келью, и ухаживал за ним, ибо был он расслаблен телом так, что не мог сам ни повернуться на другую сторону, ни встать, ни сесть, но лежал на одном боку и постоянно мочился под себя, так что от мочения и черви завелись у него под бедрами. Феодосий же сам своими руками умывал и переодевал его и делал так в течение двух лет. То было дивное чудо, что в течение двух лет тот ни хлеба не вкусил, ни воды, ни овощей, никакой иной пищи, ни языком не проглаголал, но нем и глух лежал два года»

Разумеется, два года без воды и еды Исакий протянуть не мог, а парентерального питания тогда еще не применяли. Либо срок пребывания Исакия в описанном состоянии был летописцем ради красного словца сильно преувеличен, либо же несчастный все-таки что-то ел или пил хотя бы в минимальных количествах. Иными словами, это была не кома, а иное состояние, хорошо знакомое каждому, кто хоть немного проработал в психиатрических отделениях.

Вернемся немого назад и вспомним, с чего началось заболевание Искакия. У него имело место сноподобное нарушение сознания со множественными комплексными галлюцинациями. Из всех синдромов качественного расстройства сознания больше всего на это походит т.е. онейроидный синдром, развивающийся при тяжелых органических поражениях головного мозга, а также при шизофрении. В пользу онейроида говорит и то обстоятельство, что Исакий после возвращения ясного сознания хорошо помнил о своих видениях (ведь о явлении бесов и об их коварной выходке летописец мог узнать только от него), чего не бывает, например, при сумеречных эпилептических помрачениях. Затем, все еще находясь в онейроиде, Исакий впал в психомоторное возбуждение, очень напоминающее кататонию.

А катотония, подобно ряду других психических расстройств, имеет своего рода два полюса: возбуждения и торможения. Неудивительно, что вслед за кататоническим возбуждением Исакий впал в другую крайность – кататонический ступор. При этом состоянии сознание сохранено, но человек большую часть времени лежит неподвижно, не реагирует на обращения, ест и пьет крайне мало, не вступает в разговор (мутизм).

Сочетание онейроидного и кататонического синдромов позволяет с достаточной степенью уверенности предположить шизофрению. Косвенным подтверждением этой гипотезы служит описание последующего состояния Исакия, напоминающего классический шизофренический дефект с апато-абулическим состоянием и нелепым поведением.

Выдумать такое для летописца конца XI века, не имеющего под рукой современных учебников по психиатрии –  абсолютно не реально. Читая этот отрывок, невозможно сомневаться, что имеешь дело с записями очевидца или по крайней мере человека, у которого был надежный очевидец-информатор. Так что даже рассказывая о таких вещах, как борение с бесами, древнерусский летописец не врал и не выдумывал – он лишь по-своему, в духе времени, интерпретировал события (это к любителям порезонерствовать о «поддельных летописях»).

Феодосий продолжал терпеливо ухаживать за больным, и не без успеха. Выздоровления, конечно, не наступило и не могло наступить, но острое кататоническое состояние постепенно прошло.

«Феодосий же молился Богу за него и молитву творил над ним день и ночь, пока тот на третий год не заговорил и не начал слышать, и на ноги вставать, как младенец, и стал ходить. Но не стремился посещать церковь, силою притаскивали его к церкви и так понемногу приучили его. И затем научился он на трапезу ходить, и сажали его отдельно от братии, и клали перед ним хлеб, и не брал его, пока не вкладывали его в руки ему. Феодосий же сказал: "Положите хлеб перед ним, но не вкладывайте его в руки ему, пусть сам ест"; и тот неделю не ел и, только понемногу оглядевшись, стал откусывать хлеб; так научился он есть, и так избавил его Феодосий от козней дьявольски x ».

Опыт с хлебом достаточно характерен для кататоников: длительные попытки убедить их совершить какое-либо действие зачастую оказываются бесплодными; когда же попытки прекращаются, кататоник, словно из противоречия, выполняет то, что от него безуспешно требовали прежде.

Исакий же опять стал придерживаться воздержания жестокого. Когда же скончался Феодосий и на его месте был Стефан, Исакий сказал: "Ты уже было прельстил меня, дьявол, когда я сидел на одном месте; а теперь я уже не затворюсь в пещере, но одержу над тобой победу, ходя по монастырю". И облекся в власяницу, а на власяницу надел свиту из грубой ткани и начал юродствовать и помогать поварам, варя на братию. И, приходя на заутреню раньше всех, стоял твердо и неподвижно.

«Юродство» - многозначное слово, которым обозначался самый широкий спектр явлений, от заурядной умственной отсталости до симуляции и провокативного поведения. В случае Исакия, судя по контексту, речь идет о вычурно-нелепом поведении, которое, однако же, не мешало ему исполнять простейшую подсобную работу (как это делают хронические пациенты психиатрических стационаров). То, что он на заутрени «стоял твердо и неподвижно», являлось выполнением стандартного монастырского правило (другие дело, что в реальности не все монахи буквально его соблюдали). Но могло быть и так, что у него периодически возобновлялись приступы кататонического ступора; подтверждением этой догадки является повышение болевого порога, часто встречающегося в рамках кататонического синдрома. Печерские иноки об этом не знали, и на Искакия, нечувствительного к морозу и огню, смотрели как на чудо.

«И, приходя на заутреню раньше всех, стоял твердо и неподвижно. Когда же наступала зима и морозы лютые, стоял в башмаках с протоптанными подошвами, так что примерзали ноги его к камню, и не двигал ногами, пока не отпоют заутреню….

…. В одну из ночей разжег он печку в избушке у пещеры, и, когда разгорелась печь, заполыхал огонь через щели, ибо была она ветхой. И не было ему чем заложить щели, и встал на огонь ногами босыми, и простоял на огне, пока не прогорела печь, и тогда слез».



Большую часть времени помешательство у Исакия было тихим; он был покладистым и даже исполнял заведомо нелепые требования окружающих, которые, конечно, не упускали возможности «пошутить» над убогим. Однако периоды покладистости у Искаия временами сменялись обострениями, уходами, скандалами и буйством, за что его порою и били:

«И после заутрени шел в поварню и приготовлял огонь, воду, дрова, и затем приходили прочие повара из братии. Один же повар, по имени тоже Исакий, в насмешку сказал Исакию: "Вон там сидит ворон черный, ступай возьми его". Исакий же поклонился ему до земли, пошел, взял ворона и принес ему при всех поварах, и те ужаснулись и поведали о том игумену и братии, и стала братия почитать его. Он же, не желая славы человеческой, начал юродствовать и пакостить стал то игумену, то братии, то мирянам, так что некоторые и били его. И стал ходить по миру, также юродствуя».



Стремление к социальной изоляции, подверженность галлюцинациям (в основном слуховым, но так же и зрительным), бред преследования – все это сохранялось у Исакия еще длительное время. Однако ухудшение никогда не достигало того драматизма, какой был при первой манифестации, или, говоря современным Исакию языком, бесам не удалось вторично «прельстить» его.



 
Поселился он в пещере, в которой жил прежде… и собрал к себе детей, и одевал их в одежды чернеческие, и принимал побои то от игумена Никона, то от родителей тех детей. Он же все то терпел, выносил побои, и наготу, и холод, днем и ночью…

…Много раз бесы пакостили ему и говорили: "Наш ты и поклонился нашему старейшине и нам". Он же говорил: "Ваш старейшина антихрист, а вы - бесы". И осенял лицо свое крестным знамением, и оттого исчезали. Иногда же вновь приходили к нему ночью, пугая его видением, будто идет много народа с мотыгами и кирками, говоря: "Раскопаем пещеру эту и засыплем его здесь". Иные же говорили: "Беги, Исакий, хотят тебя засыпать" (Т.н. «антагонистические голоса», одни из которых «за», другие – «против» пациента; достаточно специфичен для шизофрении – pumba). Он же говорил им: "Если б вы были люди, то днем пришли бы, а вы - тьма, и во тьме ходите, и тьма вас поглотит". И осенял их крестом, и исчезали. Другой раз пугали его то в образе медведя, то лютого зверя, то вола, то вползали к нему змеями, или жабами, или мышами и всякими гадами. И не могли ему ничего сделать, и сказали ему: "Исакий! Победил ты нас". Он же сказал: "Когда-то вы победили меня, приняв образ Иисуса Христа и ангелов, но недостойны были вы того образа, а теперь по-настоящему являетесь в образе зверином и скотском и в виде змей и гадов, какие вы и есть на самом деле: скверные и злые на вид».




К концу жизни галлюцинаторная симптоматика, как это часто бывает у шизофреников, сошла на нет:

«…сгинули от него бесы, и с тех пор не было ему пакости от бесов, как он и сам поведал об этом, что "вот была у меня с ними три года война". Потом стал он жить в строгости и соблюдать воздержание, пост и бдение. В таком житии и кончил жизнь свою. И разболелся он в пещере, и перенесли его больного в монастырь, и через неделю в благочестии скончался. Игумен же Иоанн и братия убрали тело его и похоронили».



Исакий был канонизирован Русской Церковью как преподобный Исаакий Печерский Затворник, память его празднуется 14 (27) февраля. Мощи его хранятся в одной из пещер Киево-Печерской Лавры. Тропарь преподобному Исаакию звучит так:

Светлости святых насладитися вожделев,/ в темную вселился еси пещеру, прехвальне,/ и добре подвизался еси, Исаакие,/ прельщен же быв от врага,/ паки крепко попрал еси того вся коварства./ И ныне, яко победитель,/ в веселии предстоя Христу Богу,/ проси нам мира и велия милости.


Что ж, Исакий действительно значимая фигура в истории русской культуры. Сколько раз горемычный наш народ, идя в поисках правды на тяготы и лишения, вместо Христа кланялся бесу; сколько раз после этого пускался в загул и пляс, да так что потом валялся в лежку; но – несмотря ни на что, находил в себе силы вернуться на прямую дорогу… до нового «прельщения».

Впрочем, проблематика тут шире, она скорее даже общечеловеческая. Выбор пути, ложные дороги, прельщения и падения, возвращение на путь истинный – все это близко любому человеку, независимо от его национальности или вероисповедания. Потому даже атеист читает историю Исакия с неугасаемым интересом. Тем более что, как видно из вышеизложенного, эта история вовсе не выдуманная – Исакий и в самом деле боролся с силами зла. Другое дело, что борьба эта происходила в его расстроенной психике.
Теги: бисер, история
Количество показов: 16281
Кем создан (имя): (PANZER)
Автор:  pumba
Количество голосов:  3
Рейтинг:  3.56