Итак, Президент подписал долгожданный указ, согласно которому на территории РФ запрещается прослушивание рок-групп - агентов враждебных государств. Однако Президент пообещал (и я ему бесконечно верю), что Россия быстро найдет всем им замену на своих территориях, удобренных тоннами талантов.
Вот такая вот Первомайская демонстрация.
Было это в те далекие «застойные» времена, когда два раза в год граждане по разнарядке сверху и по очереди в своем коллективе ходили на демонстрации, показывая неимоверную солидарность и любовь к родной партии.
Меня как молодого специалиста, окончившего институт в марте, отработавшего в апреле на строительстве Олимпийского объекта (в тот год была Олимпиада) послали (а как комсомольцу - оказали высокое доверие) на Первомайскую демонстрацию.
Итак, 1 Мая - ранний подъем, сбор у райкома, загрузка в автобусы, приезд на место сбора района, инструктаж и построение в шеренги перед «Ударником» в ожидании движения на Красную Площадь. Старшие товарищи с накопленным опытом конспирации разливали заранее разбавленный и настоянный на лимонных корочках вынесенный с работы спирт.
Настроение поднималось, становилось весело и тепло, а организм уже готов был кричать лозунги, петь песни и приветствовать кого надо. Для пущей солидарности и убедительности в каждой колонне был обязательно колесный транспарант: самоходная тележка или даже автомобиль, закамуфлированный под какой-нибудь корабль Революции или сельскохозяйственный комбайн.
Наш район в тот год «боролся» с империализмом, поэтому на четырехколесной телеге была создана композиция «смерть буржуям – поджигателям мировой войны».
Представьте себе Дядю Сэма, сделанного в виде снежной бабы в смокинге с маленькой головкой в цилиндре и со звериным оскалом на лице. Снизу болтаются две тощие ножки, а в таких же тонких ручках, покачивая ими на каждом камне брусчатки Красной площади, как бы размахивая, - атомная и водородная бомбы.
И весь этот злобный капиталист был поднят на четырех блестящих штыках, идущих от углов каталки и упирающихся в его жирный зад. Композиция была выдержана в «современном духе», утверждена сверху и не вызывала особенных эмоций ни у нас уже хороших, ни у людей в штатском...
Когда до главной точки нашего похода - трибуны Мавзолея оставалось метров двадцать, когда из тысячи глоток неслись слова поддержки и солидарности, любви и одобрения, у маленькой девочки, пошедшей со своим папой на демонстрацию, а потому не выспавшейся, оглушенной шумом, уставшей от ходьбы, и посаженной на нашу тележку с транспарантом, из руки выскочила связка разноцветных и разнокалиберных шаров.
Сотни шаров улетали в тот день в воздух над площадью, но эти – зацепились за революционные штыки. Два шара болтались сзади буржуинского тела обращенного к ГУМу, а три другие, как специально: два круглых красных и синяя сосиска приклеились спереди живота, обращенного к трибунам. Народ вокруг офигел. Композиция приобрела, наконец-то, законченный вид.
Конечно, нам (стране) было наплевать как мы изображаем капиталистов, хоть с яйцами, хоть с членом, но это была Красная площадь, по ТВ шел прямой эфир, чуть ли не на все страны, и такой пассаж.
На главной трибуне страны и на трибунах рядом тоже началось некоторое оживление: начали показывать пальцами в нашу сторону и толкать задремавших товарищей.
Не зная, чем все это грозит, люди в штатском стали пачками (и откуда только взялись!) залезать на тележку и пытаться сорвать шары между ног буржуина.
Телега, успевшая за время временного ступора доехать до Мавзолея, сразу же остановилась - так как толкать ее с несколькими дополнительными мужиками по брусчатке стало невозможно.
Теперь на нашу композицию смотрели уже все. Но штыки революционно-освободительного движения были сделаны не только качественно, но и длинными, поэтому все попытки снять шары были тщетны.
Не знаю, кто посоветовал, но одному из стоящих на телеге передали красный флаг...
А теперь картина маслом: Первомай, перед трибуной Мавзолея с членами Политбюро, размахивая бомбами, на высоте четырех-пяти метров над площадью на штыках висит Дядя Сэм с огромным синим фаллосом и красными яйцами, по которым снизу красным знаменем с остервенением лупит мужик в сером пиджаке.
Тележку нашу в конце концов вытолкали с площади все те же ребятишки в серых пиджаках, шарики с чувством исполненного долга улетели в московское небо, девочке дали флажок, утерли слезы и отвели на всякий случай подальше от «буржуина», а мы, насмеявшись на три года вперед, стали ждать последствий.
Их, к счастью, не было - видимо, верхнее руководство приняло случайность за хорошо продуманную и утвержденную акцию против американского империализма.
Hebron пишет:
Ну ты даешь! Это же не прямая трансляция, а обработанный репортаж. Это все равно, как у моделек искать целюлит после обработки фотожопой.
Да чёт я в упор не помню, чтобы на позднесоветских демонстрациях чучела Дядей Сэмов на штыки насаживали. В эти годы мы демонстрировали исключительную доброту и любовь ко всему миру. А если куда войска и вводили, то только на полшишки и исключительно из человеколюбия. Буржуй на штыке - это что-то из 20-30-хх, времён "нашего ответа Чемберлену".
Ультимо, а что ты хочешь? Для дебилов Гугл, это тerra Incognita. Увы.
Постановление СНК СССР 24 апреля 1944 г.
В целях создания преемственности боевых традиций русских воинов и воздания должного уважения героям, громивших немецких империалистов в войну 1914—1917 гг., СНК СССР постановляет:
1. Приравнять б. георгиевских кавалеров, получивших Георгиевские кресты за боевые подвиги, совершенные в боях против немцев в войну 1914—17 гг., к кавалерам ордена Славы со всеми вытекающими из этого льготами.
2. Разрешить б. георгиевским кавалерам ношение на груди колодки с орденской лентой установленных цветов.
3. Лицам, подлежащим действию настоящего постановления, выдаётся орденская книжка ордена Славы с пометкой «б. георгиевскому кавалеру», каковая оформляется штабами военных округов или фронтов на основании представления им соответствующих документов (подлинных приказов или послужных списков того времени)
Ближе к концу того трудного дня 10 мая, другой следователь сказал мне на неплохом русском языке: «Ты русский, и ты всегда будешь прежде всего русским, а потом только израильтянином. Поэтому ты, в наших глазах, потенциальный предатель. И всегда им будешь. А сейчас признавайся, когда тебя завербовали.»
Начало XX века было поистине тяжёлым временем для американцев. По мере того, как блеск и слава страны множились в геометрической прогрессии, процветание доставалось немногим — и даже во времена "Просперети", так что чего там говорить о других.
Самые ловкие воры не стесняясь грабили при свете софитов, матёрые убийцы довольствовались отблесками из окон особняков, банды делили уже не города, а штаты, и не шутя шли слухи о "Конституции гангстеризма", которую вот-вот должны подписать виднейшие из лидеров организованной преступности. Сухой закон набивал карманы контрабандистов, бутлегеров, и тех руководителей "Комитетов нравственности", кто был умнее своего ханжеского контингента.
Вся Америка заполнена нищими ветеранами Мировой войны — да и сама война, развязанная во имя спасения американских кредитов и вкладов, во имя интересов оружейных магнатов, оказалась тяжёлым испытанием и тяжёлым наследием.
По мере роста освещения, США всё больше погружались во мрак. Мрак в жизни, обществе, душах. Мрак переливался, набегал волнами, изредка опадал, но всегда возвращался. Мрак перехлёстывал через край, и выплёскивался на людей волнами насилия, отчаяния, горя.
Великая чёрно-серая эпоха мрака — эпоха нуара.
И в этой эпохе появился лучший автор эпохи, отец жанра эпохи, один из основателей жанра нуар — Сэмюэл Дэшил Хэммет.
Скрытый текст
Родившись на ферме в 1894-м, он в 13 лет был вынужден оставить школу, и отправиться зарабатывать — денег в работающей семье решительно не хватало. В конечном счёте, он стал "мальчиком" в частном сыскном агентстве Пинкертона в Балтиморе, а позже в нём же стал и детективом.
В 1917-м он добровольцем (с сержантскими лычками, которые ему дали как опытному сыщику) пошёл на фронт Мировой войны (как сам он признавался позднее, "был бы умнее — сам бы себе шею только за такие мысли намылил"). Во Франции он заработал четыре вещи — опыт настоящей войны, знание французского языка, прозвище "Хард-бойлд" (Круто сваренный) и "траншейный" туберкулёз в тяжёлой форме.
Вернувшись на родину, Хэммет достаточно быстро перебирается в тёплый климат Сан-Франциско, где его туберкулёз более-менее успешно сдерживался лошадиными дозами виски и сигар. Там он продолжает заниматься ловлей преступников, и, с самого начала не будучи мальчиком уровня семейных измен, быстро становится одним из самых дорогих детективов не только в агентстве, но и на всём Западном побережье. В это же время он начинает писать детективные рассказы, которые издаются в журналах. Затем были романы, комиксы, работа сценаристом в фильмах... К 1930-м он оставляет работу детектива, и полностью отдаётся литературной и общественной деятельности. Однако, по старой памяти он в это время всё-равно не забывал насолить преступному миру — то карманника за ушко приведёт в участок, то беглого заприметит и сдаст, то домушника прямо на пороге приложит железом по голове...
Не совсем очевидно, где он был и чем занимался во второй половине 1930-х — то ли лечился, то ли писал, то ли отдыхал, то ли всё вместе... Но достоверно в Америке он был нигде, или нигде не был — кому как удобнее. Однако, в 1937-м, Хэммет вступает в Коммунистическую партию США, а учитывая, что значительная часть имеющих право принять Хэммета руководителей партии с Западного побережья, нагло пользуясь знанием испанского языка, направилась на Гражданскую войну в Испанию, и в США расписаться в партбилете о принятии было почти что некому, вполне небезосновательна мысль, что Хэммет, пользуясь связями в мире теней, отправился по чужим документам во Францию, где, опять-таки пользуясь знанием французского, присоединился к одной из французских интербригад.
Но это всё досужие вымыслы. Конечно же, такого быть не могло — что за глупость, право слово!
Начало Второй Мировой ставит Хэммета, как и всю компартию в сложное положение. С одной стороны, объявлена война против фашизма, но с другой стороны — война против фашизма не ведётся! Стояние немцев и французов на старых границах, когда режим военного времени использовался исключительно для политического террора против неугодных в самой Франции, а убогое подобие мобилизации — для изъятия профсоюзных смутьянов с заводов, не могло вызывать одобрения любого здравомыслящего человека. Но и выступать против войны значило подставить себя под критику как про-фашиста. И, вопреки журналистским росказням, компартия США выступила с позиций поддержки Франции только при условии того, что Странная война перерастёт в Антифашистскую, а до этого — "чума на оба ваших дома".
После нападения Гитлера на СССР Хэммет стал одним из флагманов про-советского общественного мнения, активно выступая за всемерную (материальную и моральную) поддержку СССР вплоть до вступления Американского Союза в войну на стороне Советского. В сентябре 1941-го Дэшил Хэммет назвал имена 500 писателей, которые под эгидой Союза американских писателей заявили, что "безоговорочно поддержат президента Рузвельта, если тот примет решение немедленно открыть второй фронт".
Сам Хэммет уже с января 1942-го, добровольцем, был определён на Тихоокеанский фронт. Там, в укреплениях на Алеутских островах, он противостоял ожесточённым попыткам японского флота завоевать господство в Северо-Тихоокеанском регионе, для безопасности своих коммуникаций, и, если повезёт, обеспечения десанта — на Аляске, в Канаде, в Калифорнии. Крупным силам флота и палубной авиации противостояли изолированные форты на маленьких скальных островках с устаревшими (не критически) снятыми с кораблей орудиями — далеко не курорт, и здоровье Хэммета только ухудшилось. Помогавшие справится с туберкулёзом сигареты, сигары, сигарилы, папиросы, самокрутки вызвали эмфизему лёгких.
Вернувшись с войны, Хэммет вновь занялся гражданской и литературной деятельностью. Как и раньше, в поле его внимания был вопрос гражданских прав — чернокожих, женщин, иммигрантов, рабочих. Как и раньше, он писал о борьбе с преступностью и бандитизмом.
Но если раньше в Белом Доме был Франклин Д. Рузвельт, которого Хэммет мог назвать единомышленником, то теперь там сидел подлый и трусливый Гарри Трумэн. Вся деятельность Хэммета была классифицирована как пособничество врагу, все комитеты и организации где он состоял были объявлены анти-американскими, все подлежали аресту.
"Суд" над Хэмметом длился, с перерывами, с ноября 1949-го по март 1953-го. Против него выставили самого тупого и злобного судью Ирвинга Сэйпола, которого как пса натравливали на виднейших деятелей из числа неугодных новому режиму Демократической партии.
Сам Хэммет, не одну сотню человек спровадивший и за решётку, и на виселицу, и спасший от них не одного и не двух, и знавший всю юридическую систему США вдоль, поперёк, изнутри, из-под половиц, и каждый слой краски вплоть до имени перерезавшего пуповину прадеду маляра, и откровенно потешался над собравшимися бездарями и дилетантами, умудрившимися в ходе процесса нарушить вообще все возможные законы — от Конституции США, и до правил пожарной безопасности (когда пожарный выход перегородили трибуной для дополнительных обвинителей, что сделало формально недопустимой работу в зале). Обвинителе не удосужились предъявить достойного обвинения, не было собрано прямых улик, не было задано ни одного законного вопроса, Хэммет не имел адвоката, судья отклонил всех представленных им свидетелей (даже сослуживцев и командиров, которые прибыли по своей инициативе). Режим суда строился чтобы максимально задеть подорванное здоровье Хэммета, в зале царили то непомерная духота, то промозглые сквозняки.
В конце концов, без приговора, и даже без обвинений, Хэммета определили в тюрьму. Сложно сказать, сколько бы он там пробыл с такими формулировками, но за те пол-года, что он провёл в, наполненной и им самим на добрую треть лично, федеральной тюрьме в Западной Вирджинии произошло много странного. Понимаете ли, многие из обосновавшихся там преступников не просто не питали приязни к копам и частным сыщикам, но имели и личные счёт к Хэммету. И, вот какое дело — они как-то странно резво начали умирать. То один стекла в супе навернул, то другой на лестнице шею свернул, третий в прачечной на разорванных простынях повесился... А ещё один, "привилегированный", умер в своей камере-люкс на матрасе, в котором была спрятана автомобильная рессора с прикрученным к ней лезвием. Гражданин завалился на матрас, натяжение "взведённой" рессоры ослабла, и та выстрелила лезвие прямо в него... Короче, поспешили избавиться от Дэшила по-быстрее.
Однако, не смотря на свои отжиги, из тюрьмы он вышел с окончательно подорванным здоровьем. "Чёрный список" не давал ему зарабатывать написанием сценариев, и хоть каким-либо издательством. Наверняка неизвестно до сих пор, под какими псевдонимами публиковался он в это время, занимался ли детективной и юридической деятельностью. За время нахождения в тюрьме его рассказы и романы нелегально переводились на другие языки и издавались без выплат ему. Переиздание старых работ было фактически запрещено.
Дэшил Хэммет умер в возрасте 66 лет 10-го января 1961-го года.
Но вот его творчество...
Его творчество процветает и по сей день, и безусловно заслуживает быть упомянутым и за день до знаменательного числа 27-го мая (который, по совместительству, День рождения Хэммета), и обычно и повседневно.
Хотя в годы разгула антикоммунистической истерии имя Хэммета "было приказано забыть", именно на его плечах, больше, чем на плечах кого бы то ни было, стоит современная американская культура.
Главная серия, созданная им — это цикл рассказов о Безымянном оперативнике Континентального Детективного Агентства. Эти рассказы тем интереснее, что носят автобиографический характер, хотя в качестве прототипа главного героя и был взят другой детектив, работавший совместно с Хэмметом. Цикл является не только представителем нуара, но и жанра хард-бойлд — "крутого", или "круто сваренного детектива".
Отметился Дэшил Хэммет и в комиксах — цикл про секретного агента X-9, которому позывной заменил имя. Да-да, именно здесь начинались все 007-е и "Люди в чёрном", и именно здесь презренная" "пинкертонщина" трансформировалась в руках мастера во что-то представительное.
И многое, бесконечно многое другое принадлежит его перу.
Но сегодня я хотел поговорить именно о нуаре. О первом нуаре.
Это дебютный фильм режиссёра Джона Хьюстона.
Этот фильм сделал из Хамфри Богарта актёра первой величины.
Этот фильм получил три Оскара.
Это экранизация одноимённого романа Дэшила Хэммета.
Хэммет же является соавтором сценария фильма.
В честь одного из персонажей фильма назвали атомную бомбу "Толстяк", которую сбросили на Нагасаки.
Тогдашние ревнители нравственности чуть не сорвали его выход, кидаясь по ноги шедшим на сеанс.
Этот фильм является первым фильмом нуар.
И это до сих пор всемирной признаётся лучшим фильмом нуар. Абсолютным и совершенным воплощением жанра, идеальным отвесом для всех последующих творений, мерилом каждого нового фильма.
Мальтийский сокол / The Maltese Falcon (1941).
Частны детективы Майлз Арчер и Сэм Спэйди берутся за дело Бриджит О’Шоннесси, подозревающей, что некий Терзби мог заставить бежать сестру О'Шоннесии. Но дело идёт не просто, и закручивается вокруг мальтийского сокола — старинной реликвии, некогда похищенной, и вновь всплывшей, чтобы спровоцировать подпольную войну двух группировок.